И С БУРЕЮ БРАТОМ НАЗВАЛСЯ БЫ Я…
Нет, я не Байрон, я другой,
Ещё неведомый избранник,
Как он гонимый миром странник,
Но только с русскою душой.
М. Ю. Лермонтов – второй по величине поэт «золотого века» русской поэзии, в творчестве которого отразились основные черты эпохи, страстная, мятущаяся, наполненная противоречиями человеческая натура, вечное томление человеческого духа.
Казался ты и сумрачным и властным,
Безумной вспышкой непреклонных сил:
Но ты мечтал об ангельски
прекрасном,
Ты демонски-мятежное любил!
В.Я. Брюсов
ЛЕРМОНТОВ В МОСКВЕ.
«Если от вокзала Николаевской железной дороги в Москве ехать к Красным воротам, то на правой руке, на площади, к стороне той части Садовой улицы, которая идет к Сухаревой башне, против самых Красных ворот, стоит каменный трехэтажный дом, ныне Голикова, с балконом на углу. В 1814 году на этом месте стоял дом меньших размеров, который впоследствии был расширен и надстроен. Он принадлежал генерал-майору и кавалеру Федору Николаевичу Толю. В этом-то доме и поселились Лермонтовы. Здесь у них со 2-го на 3-е октября родился сын», – пишет П.А. Висковатый в книге «М.Ю. Лермонтов. Жизнь и творчество» Итак, Лермонтов родился в Москве в ночь со 2 на 3 октября 1814г .
Но в конце 1815г. семья Лермонтовых уезжает из Москвы в Тарханы – имение бабушки Лермонтова по материнской линии.
Теперь Лермонтов попадет в Москву только в 1827г. Его привезет бабушка, Е.А. Арсеньева, чтобы дать воспитание в Благородном университетском пансионе.
Они долго ехали по пустынным улицам. Но когда добрались до Москвы-реки, глазам мальчика в окно кареты открылась живописная картина: вдоль набережной толпился народ, по реке сновали баркасы, а на горе возвышался белокаменный Кремль с златоглавыми церквами и стройными башнями.
Москва, Москва!…люблю тебя как сын,
Как русский, — сильно, пламенно и нежно!
Люблю священный блеск твоих седин
И этот Кремль зубчатый, безмятежный…
Есть у Лермонтова и прозаический образ Москвы: «Кто никогда не был на вершине Ивана Великого, кому никогда не случалось окинуть одним взглядом всю нашу древнюю столицу с конца в конец, кто ни разу не любовался этою величественной, почти необозримой панорамой, тот не имеет понятия о Москве, ибо Москва не есть обыкновенный большой город, каких тысяча; Москва не безмолвная громада камней холодных, составленных в симметрическом порядке…нет! У нее есть своя душа, своя жизнь. («Панорама Москвы», 1834)
Впоследствии, уже покинув Москву, Лермонтов писал Лопухиной: ”…Москва моя родина и такою будет для меня всегда; там я родился, там много страдал и там же был слишком счастлив!”
Поселились бабушка с внуком на Поварской, 26 в заранее нанятом доме. Мише нужно было за год дома пройти программу трех первых классов пансиона, чтобы сразу поступить в 4-й класс. Для частных уроков бабушка пригласила одного из лучших педагогов пансиона – А.З. Зиновьева. Он преподавал русский и латинский, всеобщую историю и географию. Иногда Зиновьев ходил с Лермонтовым на прогулку – почти всегда излюбленным маршрутом: Поварская, Страстной бульвар, по Тверской до Охотного ряда, на Красную площадь, а там в Кремль. Тут Лермонтов впервые поднялся на верхний ярус Ивана Великого и окинул взглядом всю Москву.
С переселением на Поварскую Лермонтов оказался в центре дворянской Москвы. Вечерами всё оживало. В парадных комнатах зажигались люстры. В окнах мелькали светлые бальные туалеты, чёрные фраки.
Осенью этого же года они переезжают на Малую Молчановку в дом Чернигова. В соседстве жило семейство Лопухиных: отец, три дочери и сын Алексей, с которым Лермонтов был очень дружен. В мезонине на Малой Молчановке молодёжь собиралась у Лермонтова.
В 1828г. Лермонтов поступил в 4 класс пансиона. Пансион помещался тогда на Тверской (на месте нынешнего здания Центрального телеграфа), он состоял из 6 классов. По воспоминаниям современников, Московский университетский пансион стоял наравне с Царскосельским лицеем. Между учениками и учителями отношения были добрые. Воспитанники собирались на общее чтение, и издавался рукописный журнал. Преподавание было живое. И.А.Гончаров, который учился в то же время, вспоминал о Лермонтове так: «Лермонтов говорил мало и сидел всегда в ленивой позе, полулёжа, опершись на локоть». Учился Миша блестяще, отличался не только в гуманитарных науках, но и в математике. При переходе из класса в класс неизменно получал награды. Е.А. Сушкова-Хвостова писала: «В то время был публичный экзамен в Университетском пансионе. Мишель за сочинения и успехи в истории получил первый приз; весело было смотреть, как он был счастлив, как торжествовал.»
Весной 1828г Лермонтов придумал замысел первого своего произведения – поэмы « Черкесы» и даже нарисовал к нему обложку: под названием было изображена пирамидка круглых пуль и два скрещенных пистолета, а над ними – лира, с каждой стороны которой венок и летящая стрела.
Выпустившись из пансиона, Лермонтов тотчас поступил в Московский университет; кипучую жизнь в его стенах Лермонтов хорошо запомнил, хотя пробыл там меньше двух лет. Он поступил туда в сентябре 1830 года, однако началась холера, занятий не было. Они начались лишь в январе 1831 года. Одновременно с Лермонтовым в московском университете учились Герцен и Белинский. Подраставшее поколение «жадно хотело жизни, страстей, борьбы и страданий». К этому поколению относился и Лермонтов. М.Ю.
П.Ф. Вистенгоф вспоминает о таком случае, связанном с Лермонтовым. Профессор Победоносцев, читавший в университете изящную словесность, задал Лермонтову какой-то вопрос.
Лермонтов начал бойко и с уверенностью отвечать. Профессор сначала слушал его, а потом остановил и сказал:
— Я вам этого не читал; я желал бы, чтобы вы мне отвечали именно то, что я проходил. Откуда вы могли почерпнуть эти знания?
— Это правда, господин профессор, того, что я сейчас говорил, вы нам не читали и не могли передавать, потому что это слишком ново и до вас еще не дошло. Я пользуюсь источниками из своей собственной библиотеки, снабженной всем современным.
Мы все переглянулись. Подобный ответ дан был и адъюнкт-профессору Гастеву, читавшему геральдику и нумизматику. Дерзкими выходками этими профессора обиделись постарались срезать Лермонтова на публичных экзаменах. То ли по этой причине, то ли потому, что преподавание было скучным, но Лермонтов среди других был оставлен на другой год на первом курсе. Это задело его самолюбие, и он подал прошение об отставке и решил перейти в петербургский университет.
В ноябре 1831г в Москве, в доме Лопухиных на Большой Молчановке, Лермонтов снова после долгого перерыва (она уезжала) встретился с Варенькой Лопухиной. «Чувство к ней Лермонтова было безотчетно, но истинно и сильно, и едва ли не сохранил он его до самой смерти своей», – вспоминает товарищ поэта А.П. Шан-Гирей.
ЛЕРМОНТОВ В ПЕТЕРБУРГЕ.
…Увы! как скучен этот город,
С своим туманом и водой! . .
Куда ни взглянешь, красный ворот,
Как шиш, торчит перед тобой;
Нет милых сплетен — все сурово,
Закон сидит на лбу людей;
Все удивительно и ново –
А нет не пошлых новостей!
Доволен каждый сам собою,
Не беспокоясь о других,
И что у нас зовут душою,
То без названия у них!..
М.Ю.Лермонтов. 1832
Перевод в Петербургский университет разрешили не иначе, как с условием, чтобы проситель начал сызнова, то есть выдержал вступительный экзамен. Такое требование рассердило Лермонтова; он с досады поступил в юнкерскую школу. Гвардейская школа помещалась тогда у Синего моста в огромном доме, принадлежавшем когда-то Чернышевым, а потом перестроенным во дворец великой княгини Марии Николаевны. Бабушка наняла квартиру в нескольких шагах от школы, на Мойке же, в доме Панскова. Она не захотела расстаться со своим любимцем, и потому решили, чтобы он был зачислен полупансионером, — следовательно, каждый вечер возвращался бы домой.
Внутренний порядок был заведён тот же, который существовал в полках, но вместе с тем сюда вошли и распоряжения, общие всем военно-учебным заведениям. Так, подпрапорщики поднимались барабанным боем в 6 часов утра и, позавтракав, отправлялись в классы от 8 до 12 часов, далее один час длились строевые занятия, а с 3 до 5 – вечерние занятия. По воспоминаниям А.М. Миклашевского обращение в школе было самое гуманное, никакого особенного гнёта они не испытывали. Молодые люди все считались на действительной службе, пользовались привилегиями и относительно большою свободою.
«В юнкерской школе Лермонтов был хорош со всеми товарищами, хотя некоторые из них не очень любили его за то, что он преследовал их своими остротами и насмешками за всё ложное, натянутое и неестественное, чего никак не мог переносить», – пишет А.М. Меринский.
Почти у каждого в школе было прозвище. Лермонтова прозвали Маёшкой, уменьшительной от Маё – название одного из действующих лиц бывшего тогда в моде романа Notre Dam de Paris . Маё этот изображен в романе уродом, горбатым, а Лермонтов был немного кривоног из-за удара, полученного в манеже от лошади в первый год пребывания его в юнкерской школе, а также сутуловат и неуклюж.
В конце 1834г Лермонтов окончил школу, был произведен в корнеты и отправлен служить в Царское село. Такое место службы давало Лермонтову возможность часто наведываться в Петербург то на бал, то на премьеру, то на маскарад. Лермонтов вступил в большой свет.
«Шумною и довольною толпою зрители спускались по извилистым лестницам к подъезду… внизу раздавался крик жандармов и лакеев. Дамы, закутавшись и прижавшись к стенам, и заслоняемые медвежьими шубами мужей и папенек от дерзких взоров молодежи, дрожали от холоду – и улыбались знакомым. Офицеры и штатские франты с лорнетами ходили взад и вперед, стучали – одни саблями и шпорами, другие калошами… Купцы и простой народ проходили другими дверями. Это была миньятюрная картина всего петербургского общества», – так описал Лермонтов театральный разъезд в неоконченном романе „Княгиня Лиговская». (1836)
Вот один из забавных эпизодов жизни Лермонтова этой поры. Однажды в Царском Селе шел пир горой. Пелись песни при громчайшем хохоте и звоне стаканов. Между тем соскучившаяся по Лермонтову бабушка прислала из Петербурга нарочного с приказом привезти внука к ней. Решено было ехать всем вместе. «Лермонтову пришло на ум дать на заставе записку, в которой каждый должен был расписаться под вымышленной фамилией иностранного характера. Булгаков подхватил эту мысль и назвал себя французом маркизом де Глупиньон, вслед за ним подписались испанец Дон Скотилло, румынский боярин Болванешти, грек Мавроглупато, лорд Дураксон, барон Думшвейн, итальянец сеньор Глупини, пан Глупчинский, малоросс Дураленко и, наконец, российский дворянин Скот-Чурбанов (имя, которое дал себе Лермонтов)», – пишет П.А. Висковатов. В.П. Бурнашев продолжает: «По дороге нужно было сменить одну из лошадей, и мы остановились в пустом торговом балагане, снарядили что-то вроде столов и стульев из найденных досок и приступили к корзине с провизией. Тут было решено в память нашего пребывания написать на стене все наши псевдонимы, но в стихах, с тем чтобы каждый написал один стих.» Получилось следующее (часть Бурнашев забыл):
Гостьми был полон балаган,
Болванешти, молдаван,
Стоял с осанкою воинской
Болванопуло было грек,
Чурбанов, русский человек,
Да был еще поляк Глупчинский…
Так, в гусарских пирушках и, тем не менее, в творческом труде (Лермонтов написал поэму «Мцыри», «Сашка», «Боярин Орша», две редакции драмы «Маскарад», начал работу над романом «Княгиня Лиговская») проходили годы службы в Царском, а фактически пребывания в Петербурге.
Но в январе 1837г трагическая смерть Пушкина пробудила весь Петербург от апатии. Под свежим влиянием истинного горя и негодования, возбужденного в нем этим святотатственным убийством, Лермонтов в один присест написал несколько строф, разнесшихся в два дня по всему городу. Лермонтову приходило даже на мысль вызвать убийцу и мстить за гибель русской славы. Первоначально стихотворение заканчивалось словами «И на устах его печать». Но после жаркого спора с камер-юнкером Н.А. Столыпиным (братом Столыпина-Монго) Лермонтов дописал всем теперь известное окончание «А вы, надменные потомки…».
Дело было так: Лермонтов утверждал, что государь накажет виновников интриги и убийства, Столыпин же говорил, что тут затронута честь, что судить Дантеса и Геккерна по русским законам нельзя, что иностранцам дела нет до поэзии Пушкина и т. д. (такого мнения, кстати, придерживались многие в большом свете). Тогда Лермонтов прервал его, крикнув: «Если над ними нет закона и суда земного, если они палачи гения, так есть Божий суд». Эта мысль вошла почти дословно в последние 16 строк стихотворения. «Навряд ли еще когда-нибудь в России стихи производили такое громадное и повсеместное впечатление. Разве что за 20 лет перед тем «Горе от ума» (В.В. Стасов).
Михаил Юрьевич Лермонтов сделал запись на полях: «Учись презирать неприятности, наслаждаться настоящим, не заботиться о будущем и не жалеть о минувшем».
Сначала (до прибавленных строк) власти не обратили особого внимания на стихи Лермонтова, тем более, что шеф жандармов граф Бенкендорф был лично знаком с бабушкой Лермонтова. Но после того как русская аристократия на себя примерила слова «А вы, надменные потомки», после того как государь получил анонимное письмо с последними строчками и подписью «Воззвание к революции», делу нельзя было не дать ход. Лермонтова арестовали и провели обыск на квартире в Царском селе.
Под арестом к нему пускали только камердинера, приносящего обед. Поэт велел завертывать хлеб в серую бумагу и на этих клочках с помощью вина, печной сажи и спички написал несколько стихотворений – «Когда волнуется желтеющая нива», «Я, матерь божия, ныне с молитвою», « Кто б ни был ты, печальный мой сосед», «Соседка».
Кончилось всё тем, что Лермонтова перевели в Нижегородский драгунский полк на Кавказ, а С.А. Раевского за распространение стихов посадили под арест на месяц и отправили на службу в Олонецкую губернию. Известны такие слова Николая I по поводу стихотворения «Смерть поэта»: «Приятные стихи, нечего сказать… Я велел старшему медику гвардейского корпуса посетить этого господина и удостовериться, не помешан ли он, а затем мы поступим с ним согласно закону».
Через год, в 1838г, после многочисленных прошений бабушки Лермонтову разрешено вернуться в Петербург. «Я пустился в большой свет. В течение месяца на меня была мода, меня наперерыв отбивали друг у друга. Все те, кого я преследовал в своих стихах, окружают меня теперь лестью. Тем не менее я скучаю. Просился на Кавказ – отказали, не хотят даже, чтобы меня убили», – пишет Лермонтов об этом периоде М.А. Лопухиной.
В это время Лермонтов создает новую редакцию «Демона», поэма имеет огромный успех. Княгиня Щербатова, например, говорит поэту: «Мне ваш Демон нравится: я бы хотела с ним опуститься на дно морское и полететь за облака. А красавица М.И. Соломирская, танцуя с поэтом, сообщает: «Знаете ли, Лермонтов, я вашим Демоном увлекаюсь… Его клятвы обаятельны до восторга… Мне кажется, я могла бы полюбить такое могучее, властное и гордое существо, веря от души, что в любви, как и в злобе, он был бы действительно неизменен и велик».
Однако недолго суждено было Лермонтову наслаждаться блестящим обществом столицы. 16 февраля 1840 года в доме графини Лаваль сын французского посланника Эрнест де Барант вызвал Лермонтова на дуэль. Современники называют три возможных причины. Соперничество из-за княгини М.А.Щербатовой (Лермонтов ей посвятил стихотворение «На светские цепи…»), борьба за прекрасные глазки жены русского консула в Гамбурге г-жи Бахерахт и, наконец, политическая ссора – Баранта интересовал вопрос, бранит ли Лермонтов в стихотворении «На смерть поэта» всю французскую нацию или же только убийцу Пушкина. Дуэль произошла на Черной речке и кончилась мирно. Барант промахнулся, а Лермонтов выстрелил в сторону. В результате Лермонтов и Столыпин (секундант Лермонтова) были посажены под арест, а Баранта отец срочно отправил в Париж.
Лермонтов на Кавказе. Беседует с местными.
Весной 1840г по резолюции государя Лермонтова переводят служить на Кавказ в Тенгинский пехотный полк. Но уже в феврале 1841г Лермонтов приезжает в Петербург в отпуск. Это его последний приезд. «Три месяца, проведенные тогда им в столице, были самые счастливые в его жизни. Он утром сочинял какие-нибудь прелестные стихи и приходил к нам читать их вечером. Веселое расположение духа проснулось в нем опять в этой дружеской обстановке, он придумывал какую-нибудь шутку или шалость, и мы проводили целые часы в веселом смехе благодаря его неисчерпаемой веселости,»– пишет Е.П. Ростопчина.
В это время он закончил «Героя нашего времени», написал множество стихов, в том числе «Родину», о которой Белинский отозвался так: «…что за вещь! Пушкинская, то есть одна из лучших пушкинских. В этот период в повести «Штосс» возникает образ Петербурга в прозе, столь же серовато-мрачный, как в поэзии: «Сырое ноябрьское утро лежало над Петербургом. Мокрый снег падал хлопьями, дома казались грязны и темны, лица прохожих были зелены; извозчики на биржах дремали под рыжими полостями своих саней; мокрая длинная шерсть их бедных кляч завивалась барашком; туман придавал отдаленным предметам какой-то серо-лиловый цвет. По тротуарам лишь изредка хлопали калоши чиновника, — да иногда раздавался шум и хохот в подземной полпивной лавочке, когда оттуда выталкивали пьяного молодца в зеленой фризовой шинели и клеенчатой фуражке.»
Лермонтов мечтал об отставке и о литературной деятельности. За несколько дней до отъезда на Кавказ Лермонтов посетил известную в Петербурге ворожею, жившую у «пяти углов», ту самую, которая предсказала Пушкину смерть от белого человека. Поэт спросил у нее, будет ли выпущен в отставку и останется ли в Петербурге. В ответ он услышал, что в Петербурге ему больше не бывать и ожидает его отставка, «после коей уж ни о чем просить не станешь». Последний вечер Лермонтов провел у Карамзиных. Лермонтов, к удивлению собравшихся, очень долго разговаривал с Н.Н. Пушкиной, вдовой поэта, хотя раньше демонстративно ее избегал.
И СНОВА МОСКВА
По дороге на Кавказ весною 1841 г. он пробыл 5 дней в Москве и с удовольствием вспоминал о том. Москва встретила Лермонтова тепло и радушно. Вместе с Юрием Самариным Лермонтов был на народных гуляниях под Новинском, говорил ему о своем будущем, о литературных проектах и, между прочим, бросил несколько слов о своём близком конце. Самарин был последним, кто пожал ему руку в Москве.
Лермонтов на фоне кавказских гор. Размышляет о жизни.
Также известен факт, что поэт в этот свой приезд специально зашел за кулисы Малого театра, чтобы познакомить с величайшим артистом М.С. Щепкиным.
Проведя в Москве 5 дней, Лермонтов поспешно уехал на Кавказ, торопясь принять участие в штурме, который был ему обещан. За час до своего отъезда он в разговоре с Ф.Ф. Вигелем воскликнул: «Ах, если б мне было позволено оставить службу, с каким удовольствием поселился я здесь навсегда». Москва была его родиной.
НЕОЖИДАННЫЕ СОВПАДЕНИЯ В ИСТОРИИ РОССИИ
Невероятно, но факт. В истории России на круглые даты рождения и смерти поэта (1814-1841) приходились очень важные для страны события, чаще – трагические. Судите сами: только на две столетние даты рождения и смерти поэта пришлись две мировые войны!
20-летие смерти Лермонтова – отмена крепостного права;
40-летие смерти – убийство Александра II народовольцами;
80-летие рождения – смерть Александра III;
90-летие рождения – начало русско-японской войны;
100-летие рождения – вступление России в Первую мировую войну;
115-летие рождения – год «великого перелома», начало коллективизации;
100-летие смерти – начало Великой Отечественной войны;
150-летие рождения – отставка Хрущёва, приход к власти Брежнева, начало «застоя»;
150-летие смерти – ГКЧП и распад СССР;
200-летие рождения – Крым и антироссийские санкции.