1987 год, Лос-Анджелес.
«PLAYBOY» отправил журналиста Джерри Стола, чтобы узнать, кто такой Микки Рурк в действительности. То, что мы обнаружили, было даже реальнее, чем мы себе представляли.
Вот доклад Стола:
«Я впервые увиделся с Микки Рурком в Новом Орлеане, на съёмочной площадке фильма «Сердце Ангела», который скоро выйдет на экран; мы собрались для разговора в «Рыбке» – сокращённое прозвище «Серебряной Рыбки» — выполненном по индивидуальному заказу небольшом серебряном вагончике, в котором звезда временно живёт между съёмок. Чтобы у каких-нибудь фанатичных представителей студий не возникло желания прийти сюда, на двери вагончика помещена медная дощечка: «ИСПОЛНИТЕЛЬНЫМ ПРОДЮСЕРАМ ЛУЧШЕ ДЕРЖАТЬ СВОИ ЗАДНИЦЫ ПОДАЛЬШЕ ОТСЮДА», – что положило конец вмешательству высшего начальства в процесс работы.
Середина 80-х.
У Микки репутация трудного парня – если не полного психопата – но уже после нескольких минут общения с ним становится ясно, что это не так.
Рурк демонстрирует мягкость и искренность и в общении с фанатами, которые подстерегают его на улицах, и с молодыми актёрами, которые то и дело зовут его немного покутить, а также учтивость и обходительность в поведении, которые недалёкий человек просто не смог бы проявить должным образом. Даже с папарацци, которых всё время проклинают, он обходится с уважением: «Если репортажи, призванные сделать всё возможное, чтобы провалить картину, являются вашим хлебом насущным, то, пожалуйста, делай их на здоровье, Джек!».
В Новом Орлеане мы болтали на протяжении целой ночи. Тоже самое происходило на Западном побережье, где у Рурка есть квартира, обстановка в которой настолько проста, насколько это позволяют правила Беверли Хиллз. Стены обклеены фотографиями боксёров, многие с автографами, что придаёт квартире истинно мужской, клубный дух. Теней почти нет, поэтому три часа ночи в этом доме кажутся тремя часами дня. Это место больше похоже на укрытие, чем на жилище, но именно это и нравится его владельцу. «У меня есть дом, – говорит он, – в нём никто не живёт». Вот то место, где Рурк предпочитает отдыхать.
Судя по тому, что я уже увидел, Рурк любит впадать в крайности. Сон и одиночество – его враги. Он старается отдалить их от себя. «Я ненавижу укладываться спать; всё время кажется, что мне чего-то не хватает», – объясняет Рурк, когда его об этом спрашивают. Бессонница – это его своеобразный знак крутости: «Я могу на два-три дня просто отключиться. Но действительно истощаюсь я лишь в том случае, когда у меня есть идеи, в это время я люблю писать…».
Компанию Микки составляет кучка преданных парней, многие из которых проводят жизнь, отрываясь рядом с Человеком. Свита – очень высокомерное название для этой толпы. В случае Микки, они или сидят без дела, как помощники Брюс и Билли, или просто любят быть на виду, как байкер Чак Зито с вездесущим Ленни Термо. Эти парни, кажется, настолько близки друг с другом, что ни у кого не остаётся шансов быть принятыми в это своеобразное сообщество рыцарей Круглого Стола.
Микки Рурк 30 августа 1991 года.
Что бы не случалось на романтическом поприще, Рурк ничего об этом не говорит, он осторожен. Любовь для Микки – это прежде всего любовь к своим друзьям, в особенности к Ленни Термо, «его лучшему другу». Ленни – сентиментальный пятидесятилетний житель Нью-Йорка, бывший актёр, который в этой компании пользуется огромным уважением и, кажется, соединяет в себе достоинства Сэла Минео и Зироу Мостела. На протяжении многих лет он и Рурк всегда вместе. И чтобы понять Микки вне экрана, нужно понять его отношения с Термо.
«Если бы мне сказали, что отнимут у меня несколько лет моей жизни, то Ленни обязательно разделил бы эту потерю со мной», – уверенно говорит Рурк. Термо действительно очень преданный товарищ. «Это, – торжественно заявит Микки о своём душевном друге, – великий, великий человек». Ленни знал Рурка, когда у него ничего не было, и у Ленни, как любит подчёркивать Микки, сейчас также ничего нет.
Хотя Рурк и не известен в качестве комического актёра, он со своими гостями составляет просто-таки ударную, комедийную команду. Они всё время смеются или вопят. Небольшая компания настоящих друзей, где каждый является надёжной опорой друг для друга, что помогает им выжить в Голливуде. Жизнь в вагончике Рурка кипит, и создаётся впечатление, будто сейчас состоится важная пресс-конференция. Сначала заходит Ленни – после того, как Микки позвонил ему двадцать минут назад: «Ты мне нужен, старик!». Следом – Чак, приветливый Ангел Ада, сверкающий своими многочисленными золотыми украшениями, затем другой дружески настроенный Ангел и пара красивых девушек, которые то появляются, то исчезают в кухне, занимаясь приготовлениями закусок. Ночь, похоже, потихоньку начинает набирать обороты.
Рурк дурачится рядом с первой женой, Деброй Фойер. Если бы он снимался в комедиях, то мог отнять хлеб у Джима Керри.
И вот наконец происходит то, что свидетельствует о моём окончательном приёме в их весёлую компанию: Микки попросил Ленни вынуть для меня свои вставные зубы. Показывая голые дёсны, Ленни вытерпел насмешку Рурка с таким завидным достоинством, какое только возможно в данных обстоятельствах. «Посмотрите на него, – захихикал Микки, – вы только посмотрите на это лицо! И этот парень всё ещё пытается подцепить семнадцатилетних официанток!»
В конце концов, Чак, демонстрирующий свои умения на поприще кик-боксинга, и Ленни, обнажающий свои дёсны, подняли такой шум, что какая-то дама с нижнего этажа позвонила и начала в очередной раз жаловаться. Микки поднял трубку: «Простите меня, пожалуйста, – сказал он своим мягким голосом, – это последняя ночь, обещаю. Такого больше не повторится…». Вот как нужно извиняться! Забудь о крутизне, деньгах, обо всём – этот старик умеет играть, Джек. Просто спроси женщину, которая живёт этажом ниже».
PLAYBOY: Каким образом вы заслужили имидж «плохого мальчика»?
РУРК: У меня нет никакого такого имиджа. Что вы подразумеваете под имиджем «плохого мальчика»? Какого чёрта вы этого взяли?
PLAYBOY: У вас есть репутация.
РУРК: Так, минутку. Я когда-нибудь толкал или бил репортёров и журналистов? Уходил ли я когда-нибудь со съёмочной площадки?
PLAYBOY: Ну…
РУРК: Нет, подождите. Я когда-нибудь дрался с другим актёром? Что я такого делаю? Я что, застрелил когда-нибудь продюсера? Какого чёрта я сделал, что заработать такой имидж?
«У Микки репутация трудного парня – если не полного психопата,» — смешно!
PLAYBOY: Так расскажите нам. Как вы думаете, почему появился этот миф?
РУРК: Это только слова. Я не делаю ничего такого, что делают другие, чтобы создать себе подобный образ.
PLAYBOY: Что вы имеете в виду?
РУРК: Что я не культивирую его сознательно, как некоторые актёры – те, кто хочет иметь такую репутацию или считает, что это модно, потому что у них не таланта.
PLAYBOY: Таких много…
РУРК: Правильно. Очень многие актёры любят притворяться. Они стараются создать образ крутого парня, но в полной мере никто из них не понимает, что за этим стоит в действительности. Я имею в виду: если хочешь быть плохим, посиди в тюрьме годок-другой. Быть плохим в голливудском ресторане с кучкой сопливых репортёров очень легко. Что такое бить фотографа? Если хочешь быть плохим, сукин сын, иди в тюрьму. Попробуй, каково это на самом деле. Много парней просто не понимает, что это такое. Этот образ – только маска.
PLAYBOY: Вы говорите о Шоне Пенне? Что вы думаете о том, когда актёр, подобный ему, выросший в состоятельной семье, пытается вести себя так, словно бы он пришёл прямо с улицы?
РУРК: Фальшивка, не более. Но очень притягательная для окружающих. (Шон Пенн после этого интервью так обиделся на Рурка, что не разговаривал с ним 20 лет.) Знаете, каждый спрашивает меня о жизни на улице. Но я стараюсь держаться подальше от этой темы. Мне не нравится прославлять моё прошлое. Люди, которые пытаются представить такой имидж в Голливуде или Нью-Йорке, на самом деле ничего об этом не знают. Они не понимают, каково это – жить в отелях, где полно блох, питаться одними конфетами, сладостями и жареной картошкой, а потом идти работать на 42-ю Авеню, раздавать листовки и лицезреть вечно пьяных ковбоев. В фильмах такая жизнь показана красивой и романтичной, но в реальности всё это не так уж привлекательно.
Фильм «Пьянь». Микки умывается после драки с барменом, которого великолепно сыграл Фрэнк Сталонне (брат Рэмбо).
PLAYBOY: Вы говорите о своём прошлом, верно?
РУРК: Да, я не могу так просто забыть о том, откуда я родом. Я не вправе выбирать, но точно знаю, что если бы не моё прошлое, я бы не смог стать настоящим актёром. Это мне помогло.
PLAYBOY: Давайте поговорим об этом. Вы были крутым уличным парнем в Майами до того, как отправиться в Нью-Йорк. Что вы почувствовали, когда приехали туда?
РУРК: Я был напуган. Я весь буквально оцепенел и всё время думал, что чёртовы зомби пролезут в моё окно в любую минуту. Мои друзья из Майами дали мне дубинку, чтобы я взял её с собой в Нью-Йорк. Они сказали: «Там, куда ты едешь, тебе это пригодиться, старик». Создалось такое впечатление, как будто бы я отправлялся в ад. Они смастерили мне эту дубинку в качестве прощального подарка. Я таскал её с собой повсюду около четырёх лет.
Микки Рурк в «Сердце ангела».
PLAYBOY: Вы ходили по Нью-Йорку с дубинкой?
РУРК: Нет, нет. Я хранил её в отеле и спал с этой чёртовой штукой под подушкой. Мне раньше приходилось парковать автомобили и держать её по большей части в своей комнатке. Я думаю, что забыл её там, когда меня уволили. Однажды парень, который работал там, подошёл ко мне и сказал: «Микки, в этом году ты разгромил машин на сорок тысяч долларов. Ты обходишься нам слишком дорого». Я просто не смог бы их вернуть.
PLAYBOY: Почему вы поехали именно в Нью-Йорк?
РУРК: Я знал, что время уходит. В Майами я жил с ещё пятью парнями в мотеле, который назывался «Дикий Запад». И кое-что шло из рук вон плохо. Там можно прожить лишь с помощью того дерьма, в котором я завяз надолго. Юношеское желание быть мачо. Драки, крутизна и всё такое. Многих людей сейчас уже и нет в живых – они умерли от передозировки, их застрелили или нашли мёртвыми… Если тебе девятнадцать, почти нереально выжить. И я это знал. У меня совсем не было желания стать профессиональным подонком.
Микки Рурк в юности. Актёр не любит свои детские и юношеские фото, этот период у него был далеко не лучшим в жизни.
PLAYBOY: Когда появилась идея стать актёром? Не похоже, чтобы вы и парни в «Диком Западе» тратили время на обсуждение «Тартюфа».
РУРК: Во время учёбы в средней школе я подрабатывал в отелях: вставал рано утром перед занятиями и выносил сотни шезлонгов. Мне приходилось работать с одним парнем, с которым мы ходили на занятия. Однажды он подозвал меня к себе и сказал, что работает над пьесой в одном из колледжей, не помню, в каком именно, но ему нужен был кто-нибудь. Я пошёл туда и сыграл в пьесе вместе с ним. Это был случай из жизни белого парня и негра. Мне действительно очень понравилось. Не думаю, что играл на высшем уровне, всё-таки это был первый раз.
Мои впечатления можно описать приблизительно так: «Эй, это великолепное ощущение. Чтобы это ни было, это классно». Казалось, я сделал что-то особенное. Знаете, я не представлял, кто такие Марлон Брандо, Джеймс Дин, Монтгомери Клифт, любой из этих парней. Все, кого я знал, это Стив Макквин, Чарльз Бронсон, Клинт Иствуд. Мне были известны ковбои и им подобные. Джон Уэйн, например. Я не знал по-настоящему серьёзных актёров. Мне было наплевать. Единственный серьёзный актёр, которого я знал, был Теренс Стэмп.
PLAYBOY: Почему Теренс Стэмп?
РУРК: Потому что я был билетёром в кинотеатре и смотрел «Подальше от безумной толпы» семьдесят девять раз. Я никогда не видел концовки фильма до тех пор, пока не посмотрел его два года назад. Дело в том, что я подрался с другим билетёром, который ударил меня по голове… и меня уволили.
PLAYBOY: Как отреагировали ваши друзья из «Дикого Запада», когда узнали, что вы начали играть?
РУРК: Ну, я знал одного загадочно привлекательного парня, похожего на Тони Кёртиса. Он был очень высоким, поэтому мы называли его Стоуни Кёртис. Так или иначе, мы лежали в одном из старых отелей – по-моему, это был «Край океана», один из отелей на пляже – и мы болтали о воровстве, так? Обычная вещь. (Смеётся). Стоуни только что вышел из тюрьмы. Разговор шёл о некоторых вещах, которыми, возможно, мы могли бы заняться в будущем. Но затем я сказал: «Нет, старик, я буду актёром. Я собираюсь ехать в Нью-Йорк».
«Эй, не делай этого, – сказал он, – останься здесь. Порядочно заработать можно и при помощи кражи». Старик, это действительно был серьёзный разговор!
Если бы не кино, Рурк мог плохо кончить, связавшись с криминалом.
PLAYBOY: Небольшой совет профессионала?
РУРК: Да. «Ты не сделаешь этого, – сказал он, потому что был честен. – Ты не бесталанный парень, но есть действительно способные парни, которые, тем не менее, не могут найти работу. Эй, – сказал он, – даже я не могу получить работу». Парни, с которыми я общался, были или старше, или моложе меня. С теми, кто был одного со мной возраста, мне было скучно. Так сказать, они вдруг начинали беспокоиться о «жизни», понимаете, что я имею в виду?
Значит, теперь им нужно было стать более серьёзными и ответственными. Знаете, мы все хотели чего-то добиться, быть раскованными, но они все перетрусили и отказались от своих планов. Поэтому я общался с теми, кто был старше меня, они уже знали, что такое настоящая жизнь. А друзья помоложе ещё были увлечены ею, им всё представлялось в ином свете.
PLAYBOY: Итак, поездка в Нью-Йорк была…
РУРК: Словно отбывание тюремного срока, старик. Я собирался прожить там пять лет. Я пообещал себе, что попытаюсь стать актёром.
Серьёзное восхождение звезды Рурка в киномире началось с «Бойцовой рыбки» Кополлы. После неё практически каждый фильм, выходивший с ним в 80-е, был по-своему интересным.
PLAYBOY: Вы же не знали точно, во что ввязываетесь?
РУРК: Я ничего не знал. Когда я туда приехал, то был в хорошей форме. Физически сильный, потому что только что закончил заниматься боксом. Так что я мог за себя постоять. Но это было, так сказать, единственное, что я знал, поведение мачо. Однако не оно делало тебя сильным в Нью-Йорк Сити. Я совершенно ничего не знал о жизни в Нью-Йорке.
PLAYBOY: Что вы имеете в виду?
РУРК: Знаете, перед отъездом мне все говорили: «Чтобы ты не делал, никогда не доверяй ни одному чёрному таксисту». Они говорили: «Не садись в такси с чёрным водителем, потому что он надерёт тебе задницу». Так что, когда я вышел из самолёта в Нью-Йорке и все эти славные чёрные парни с невинным взглядом говорили: «Эй, не нужно такси?», – я отвечал: «Нет, приятель, я не нуждаюсь ни в каком чёртовом такси!». Вот каким отсталым я был. Стоял и ждал часами, пока не подъедет автомобиль с белым водителем. Теперь понимаете? Я был невероятным глупцом.
Микки смеётся, предаваясь воспоминаниям.
PLAYBOY: Итак, вы наконец-то сели в такси; куда же вы поехали?
РУРК: Очень неудобно говорить о том, куда я попросил меня отвезти. Я ведь хотел учиться актёрскому мастерству, поэтому я последовал прямиком в актёрское училище, потому что слышал, что Макквин тоже туда отправился. Со всем моим багажом, понимаете? Я вошёл в училище с чемоданами и заговорил с человеком, который проходил мимо. Он позволил мне посмотреть, как проходят занятия, а затем сказал: «Я думаю, тебе следует где-то поселиться». Я ответил: «Ты знаешь какое-нибудь подходящее место?». В конце концов, какой-то водитель привёз меня в одно из тех временных жилищ, в которых плата составляла тридцать пять долларов в неделю.
PLAYBOY: Тараканий дворец?
РУРК: Внизу в холле какой-то мальчишка открыл решётку и заглядывал внутрь; ты даже не мог сходить в туалет в одиночестве. Знаете, это был один из тех процветающих отелей для весьма сомнительных постояльцев, сумасшедших, убийц и дальнобойщиков, которые думали, что они женщины. Приятель, в первую же ночь неизвестно где играла громкая музыка. И я слышал чьи-то голоса и прочие звуки, доносившиеся снизу. Я закрыл окно и сел на краю кровати с дубинкой в руках, думая о том, что какой-то сумасшедший из коридора соберётся ворваться в комнату и побить меня. Потому что в то время, вы знаете, я расстался с привычным образом жизни, где я с подозрением относился к подобным вещам. У двери раздавался малейший шорох или что-то в этом роде, и я подскакивал. В этом притоне хватало странных звуков, поверьте мне. Я водрузил стул у двери, поставил на краю одну банку, а другую – возле окна. Понимаете, если бы кто-то захотел пролезть внутрь, я бы точно его услышал.
Один из кадров фотосессии в Париже.
PLAYBOY: Однако вы знали, что сумеете всё это преодолеть?
РУРК: Конечно. Я вам вот что скажу: теперь я бы отдал всё, если бы мог просто вернуться в то время. Теперь я об этом мечтаю. Я бы снова хотел испытать такое же захватывающее ощущение или что-то подобное. Это похоже на чувство, которое я испытываю, когда приезжаю в Париж. Я люблю Париж, потому чувствую там себя потерявшимся. Я люблю неизвестность. Мне не нравится привыкать к чему бы то ни было. Я привыкаю к городу, в котором я однажды обосновался. Ощущение потерянности для меня означает то же, что и ощущение свободы.
PLAYBOY: И вы слонялись, потерянный, по Нью-Йорку?
РУРК: Да. Помню, когда я переехал в отель «Марлтон», я как-то шёл вниз по улице, и увидел этих чуваков на Кристофер Стрит, одетых в мотоциклетные куртки. Все в коже, все в чёрном, с головы до ног. Они смотрят на меня, а я думаю, чёрт, старик, куда ж тебе податься? Что это за грёбаная шайка? Ведь со мной не было никого из моих друзей. И это был не Майами. Я подумал: какого хрена этот парень так на меня вылупился? Потому что, если вы не хотите ввязаться в драку, в Майами вы не будете ни на кого смотреть подобным образом. Я не понимал, что у них ещё молоко на губах не обсохло, а они уже облачились в чёрную кожу.
Герой Рурка лежит на кровати в одном из «Тараканьих дворцов» в фильме «Пьянь».
PLAYBOY: Когда это стало для вас очевидным?
РУРК: Эй, всё это длилось в течение пары лет, и я так и не мог ничего понять, говорю же вам. Я просто прогуливался в туфлях на платформе, в каких-то необычных брюках, с длинными волосами. Потому что именно такие вещи мы носили и именно так выглядели у себя дома. Уже очень давно я никому не звонил и не общался с действительно прикольными, умными людьми. Как-то раз, помню, я снял комнату, у нас были общие апартаменты с одним парнем, в общем, как только я туда пришёл, прямо с порога, он начал клясться мне и постоянно повторял: «Я правильный, я нормальный!». И я так и не понял, что он подразумевал под словом «нормальный».
PLAYBOY: Ну и как вам там вместе жилось?
РУРК: В общем, всё выглядело очень странно, тем более что весь дом был уставлен какими-то растениями. Он буквально засадил ими весь дом. По-моему, было довольно необычно, да и пахло неплохо. Но я всегда считал, что люди, занимающиеся цветами, делают это не в комнате, а на улице. И я никогда не забуду одну ночь, когда я проснулся оттого, что этот парень стоял голый, возбуждённый и потирал мою ногу. И, помню, я сказал себе тогда, Господи, ну и что же я теперь должен сделать? Я не понимал, что он делает. Я не понимал, почему он это делает. Потом до меня дошло, что этот парень гомосексуалист. И я очень скоро покинул это место.
Как только Рурк прославился, женщины перестали обделять его вниманием. Фильм «Сердце ангела».
PLAYBOY: Другими словами, вы жили там, в этих джунглях, среди всех этих странных людей, попадая в странные ситуации.
РУРК: Да, и всё-таки это было забавно. Но зимой мне было очень и очень одиноко. И так я жил и работал, помогал перевозить мебель на склад, где раньше работали Ли Марвин, Стив Макквин, Ген Хэкман, да и многие другие. Парень, который перевозил мебель, бывший актёр или что-то в этом роде, часто рассказывал истории про всех этих людей. В конце концов, я возвращался домой ночью, и мне было чертовски одиноко, вы знаете, у меня даже была вымышленная подружка, которая якобы ждала меня в моём номере, хотела пообщаться со мной, выпить кофе или сходить в кино. Когда я возвращался домой, постоянно что-то такое фантазировал для себя. Такие же фантазии у меня были и в школе. И я говорил себе: «Ну вот, сейчас я иду домой, а там меня ждет она». Наверное, всё же мне трудно было общаться с девчонками. Теперь намного легче. Они сами ко мне тянутся.
Микки Рурк с Линдой Гамильтон в 80-е. Ему вполне удалась бы роль Кайла Риза в Терминаторе.
PLAYBOY: Теперь это так, потому что вы секс-символ?
РУРК: Точно. Настоящий секс-символ. Говорю вам, я не мог вот так просто прийти к девушке, даже если бы мне за это заплатили. Вы знаете, я очень часто мастурбировал. Я не считал себя неполноценным, но мне трудно было говорить. Я не знал, как это сделать. И всё-таки я выжил – фантазируя. Сегодня ночью у меня рыженькая, а в следующий раз – пышногрудая блондинка.
Очень много времени, бесконечно, я просиживал в офисе Вестерн Юнион, ночи напролёт, вместе с другими лунатиками, в ожидании десяти долларов в месяц от моей бабки. Другой раз мне просто не везло, перебивался пакетом французской жареной картошки. Вам приходится покупать эту картошку только потому, что ею можно хорошо набить живот. Я воровал шоколадки в этих чёртовых супермаркетах, потому что это была еда. Тогда я ничего не знал о питании. Мне казалось, что я смогу протянуть на леденцах, эти хреновы два года, и, в общем, я был прав. Когда я уехал из Майами, я был настоящим пижоном. У меня шея была, как у футболиста. Проведя четыре года в Нью-Йорке, я стал весить 140 фунтов (63,5 кг). Когда я приехал домой проведать мать, она увидела меня и расплакалась. У меня не хватало нескольких зубов, потому что они выпали.
На съёмках фильма «Пьянь» Рурку даже не пришлось вживаться в роль люмпена, учитывая опыт юности. Во многих статьях, рассказывая про фанатичную подготовку Микки к своим ролям, упоминается, что для этой роли он вырвал два передних зуба. На деле он только снял коронки, зубы выпали раньше.
PLAYBOY: Чем ещё вы тогда занимались?
РУРК: Посещал занятия в актёрском классе и работал. Кем в то время мне только не приходилось быть в Нью-Йорке. Массажные салоны, работа в борделях. Работал одновременно гардеробщиком и ночным управляющим. Я был «Весельчаком», продавцом кренделей и печенья с лотка, затравщиком бойцовых собак.
PLAYBOY: Постойте. Другими словами, ваша работа заключалась в том, что вы должны были дразнить этих самых собак?
РУРК: Конечно. Когда я пришёл на эту работу, какой-то парень спросил: «Ты раньше когда-нибудь работал с собаками?». Ну, я ответил: «Да, конечно, постоянно. Я всегда работаю с собаками». Следующее, что я помню, это огромный доберман-пинчер, каких я в жизни не видел, пытающийся вырваться из своего загона. Вот теперь поиграй, паренёк; давай теперь поиграй!
PLAYBOY: Вы получили эту работу?
РУРК: Ну, постепенно этот парень понял, что я не знаю, в чём конкретно заключаются мои обязанности. Но он дал мне возможность проявить себя, и мне это понравилось. Этот парень должен был спускать собак, а я – бродить в специальной одежде из кожи. Потом, по его команде, собака должна была впиться зубами в это кожаное одеяние. Среди всего прочего это была одна из моих любимых работ. Мы должны были разъезжать повсюду, в Гринвич-Виллидж, к богатым людям на Мэдисон Авеню. И мне это нравилось, я мог общаться с разными людьми и всегда, когда они смотрели на меня, по их виду было заметно, что они не могут поверить в то, что я делал; они не могли допустить и мысли, что кто-то может это сделать.
Работа со бойцовыми собаками не отразилась негативно на отношении Микки к четвероногим. Собак он любит — они не предают.
PLAYBOY: Всё это звучит как что-то такое из фильма с участием Микки Рурка, как два оборванных парня из «Крёстного отца Гринвич-Виллидж».
РУРК: Как я и мой друг Коротышка Эдди: Эдди был кубинцем, ростом в четыре фута шесть дюймов (135 см). Это был парень с маленькими глазками, как у щенка, и маленького роста, как Аль Пачино в роли Кубинца, только волос у него больше. Он был единственным человеком из Майами, с кем я общался с тех пор, как уехал оттуда. Когда я пробыл в Нью-Йорке около года, мне было очень одиноко и я всегда просил его зайти ко мне в гости. Но Эдди, он был таким, знаете, он всегда гнался за удачей. Всё это выглядело, как в «Крёстном отце Гринвич-Виллидж» – Эдди был чёртовым Поли. Ему всё время хотелось походить на Аль Капоне. Ему были известны все гангстеры, жившие когда-либо. Он знал все семьи, членами которых они были. Но никто не воспринимал его всерьёз.
Знаете, потому что он выглядел очень забавно, и это мешало ему заниматься делами на том уровне, на котором он этого хотел. Ему хотелось стать коммуникабельным, что было сложно для кубинца высотой в четыре фута шесть дюймов и комплексом человека маленького роста. Когда он с кем-нибудь разговаривал, знаете, он, бывало, вдруг неожиданно переходил на рычание: «Эй, мужик, я не думаю, что ты имеешь в виду именно то, о чём говоришь!». Действительно грубо. И он говорил так всем, знаете? В любое время и где угодно.
Микки Рурк с молодым Эриком Робертсом. Они сыграли главные роли в фильме «Крёстный отец Гринвич-Виллидж».
PLAYBOY: Он просто мечта для сценариста.
РУРК: А ещё было очень забавно, когда мы выходили на улицу. Я не особенно высок – где-то пять футов и одиннадцать с половиной дюймов (178,25 см), но, когда я надевал свои туфли, становился почти шесть футов и пять дюймов (192,5 см). Все тогда носили платформу, знаете, и у меня тоже были такие туфли ручной работы. Я тогда собрал почти все деньги, что у меня были, и купил эти туфли в Майами, их там делала одна кубинка. Все только у неё покупали. У этих туфлей был шестидюймовый (15 см) каблук и восьмидюймовая (20 см) платформа. Они были разного цвета, чёрные, розовые, серебристые, бирюзовые. Дома, чёрт возьми, мы постоянно в них ходили, везде. Мы надевали узкие штаны, короткие рубашки и туфли на платформе. Да мы все носили эту безумную одежду, как Дэвид Боуи и Зиги Стардаст.
PLAYBOY: Эдакого женоподобного вида?
РУРК: Ну конечно, и всё это выглядело диковато, потому что никто из нас на самом деле не был женоподобным. По своей сути мы были далеки от подобного дерьма. Сам не пойму, почему я так одевался, когда приезжал в Майами. Наверное, мне всегда нравились разного рода чуваки и пижоны, видимо, потому что они были свободны, никогда не чувствовали себя зажатыми. Когда мы выходили куда-то вечером, собирались, как девчонки, часами просиживали перед зеркалом, пользовались феном для сушки волос. Могли поднимать какие-то тяжести, покачаться вместе час-другой.
Мы походили на какое-то племя индейцев, это всё было похоже на идиотский ритуал. Днём часто ходили на 48-ю Стрит Бич. Надевали узкие плавки и загорали, приняв полдозы сэконала. Тогда мы жили по-своему. Каждый из нас разговаривал медленно. Всякий раз, когда кто-то что-то говорил, всё это контролировалось, но вы, наверное, никогда в жизни не слышали такого количества лжи и хвастовства. Каждый из нас был такой клёвый, такой крутой, постоянно бросающийся из крайностей в крайности.
Микки Рурк с Мэттом Диллоном в «Бойцовой рыбке».
PLAYBOY: Интересно, о чём же вы лгали?
РУРК: Господи, да обо всём! «У меня лучший в мире чёртов газон!». Ну, или: «Я познакомился с обалденной девчонкой!», «Я не трахал твою подружку», – хотя, знаете, на самом деле трахал. И так постоянно. И нас, в общем-то, ничего не интересовало, кроме как классно провести время с классными девчонками. Меня особенно не волновало, что со мной будет дальше, во сколько я должен быть утром на работе. И это было свободное, беззаботное и безумное время. Много разного тогда случалось. В то время очень популярен был Джим Моррисон. Его можно было слышать на пляже повсюду.
Всё это длилось изо дня в день. Можно было валяться весь день на пляже и тупеть. И это бы продолжалось и продолжалось. Когда вы этим занимаетесь, ваши ощущения меняются, и вы начинаете всё воспринимать как-то по-другому. Теперь я считаю, что так быть не должно. Я вообще против наркотиков. Я принимал наркоту, но не занимался этим долго и всерьёз.
PLAYBOY: Все через это прошли, не так ли?
РУРК: Ну, как я уже говорил, у меня были такие периоды. И я помню моих друзей, пару моих друзей, они и драться-то хорошо не могли, зато могли набраться туинала или сэконала и тусоваться в своих платформах. И готовы были драться, выбить дерьмо из любого, избивать до полусмерти и ничего при этом не чувствовать. У них это вызывало смех, им было весело. И это было просто дико.
PLAYBOY: А вы когда-нибудь теряли контроль?
РУРК: Никогда. И я с уверенностью могу сказать, что всегда, в какой-то степени, мог контролировать всё происходящее вокруг, даже когда находился вместе с абсолютно потерявшими контроль людьми. Это было просто… просто невероятное время. А теперь всех этих легендарных людей больше нет с нами. Многие из них давно уже умерли.
В образе опустившегося гопника-наркомана в фильме «Пуля», снятым по его собственному сценарию в середине 90-х. Отличная роль!
PLAYBOY: Давайте ещё поговорим про Коротышку Эдди, ну, который приехал из Майами в отель «Марлтон», чтобы поддержать вас и составить вам компанию. Мы пропустили тот момент, когда вы шли с ним по улице в «Большое Яблоко».
РУРК: Да, точно. Смысл в том, что на мне были эти туфли на большой платформе, и мы шли с маленьким Эдди. Даже на платформе он всё равно оставался таким же маленьким. Мы просто прогуливались по улице, глазели по сторонам, и он спросил: «Эй, парень, зачем ты так со мной поступаешь? Почему ты так оделся? Я сказал что-то вроде: «Эдди, мы на улице, парень. И сейчас ночь. Здесь так просторно вокруг и темно!». А он и говорит: «Послушай, умник, если ты хочешь, чтоб я и дальше с тобой гулял здесь в таком виде, то, если нам встретятся какие-нибудь девчонки, ты сойди с тротуара и иди по дороге». В таком случае, знаете, он не казался крошечным.
Мы сильно выделялись – из-за того, что были из Майами. Даже одеты были не по сезону. Носили голубые джинсовые куртки и были похожи на паркующиеся машины, в своих попсовых, высоких туфлях на каблуках. Эдди хуже переносил холод, потому что он был с Кубы, а там очень даже жарко. Мы морозили яйца на холоде, в деревянной лачуге, и тут Эдди не выдержал и сказал: «Какого чёрта мы тут делаем, старик? Я думал, у тебя здесь есть знакомые!». Я ответил: «Подожди, Эдди. Дай мне немного времени». А он не унимался: «Парень, давай, чёрт возьми, встретимся с кем-нибудь сейчас!». Но я боялся с кем-либо разговаривать. Потому что никого не знал. В конце концов, мы с Эдди провели пару вечеров в нескольких хороших ресторанах.
Рурк в горькой усмешкой, вспоминает своё прошлое.
PLAYBOY: Вы были там, потому что ему хотелось побыть с мафией и чтобы вас видели в хорошем месте?
РУРК: Ну, я бы не хотел говорить обо всём этом именно так. Я бы сказал, что он хотел с кем-нибудь зацепиться. Хотел размять кости. В то время актёрство не являлось для меня основным занятием. Мы были очень бедны и ходили в гей-бары каждые среду и четверг, в эти дни там можно было поесть бесплатно. Так мы и питались. С одной стороны, мы с Эдди делали всё спустя рукава, жили так, как нам нравится, как короли, но с другой стороны, я обещал матери и бабке не быть таким ветреным, какими мы были, и вести себя скромно. Это обещание всегда как будто висело у меня над головой.
А потом мы с Эдди – не знаю, должен ли я говорить это здесь – короче, у нас было несколько шансов, которые мы, к несчастью, упустили. После всего этого я решил, что не хочу так дальше жить, и Эдди со мной согласился. Я перестал работать вышибалой где-либо по ночам, в «Гепарде» или в «Адамовом Яблоке». А Эдди, я не знаю, думаю, он влез в какие-то дела и из-за этого на некоторое время уехал в Сан-Франциско. Я не знаю… Коротышка Эдди, где ты, чувак?
PLAYBOY: Чем вы занимались дальше, после всего этого?
РУРК: Чем я занимался дальше? Мне пришлось сказать себе: «Выходит, если я не сделал того, зачем приехал, значит, я должен возвращаться обратно в Майами». По крайней мере, там я был в своей тарелке. Там у меня всегда было много друзей. Но как-то однажды я встал утром с кровати и подумал – какой же я всё-таки ребёнок! Я не могу вернуться в Майами, никогда. Я уехал, потому что мне надо было уехать. Там ничего нет. И я понял, что не могу просто взять и убежать обратно. Я не могу отказаться от того, зачем приехал, так же, как уже отказался от других вещей в моей жизни, как я отказался от бокса.
На боксёрском ринге в 90-е.
PLAYBOY: Вы хотели стать боксёром?
РУРК: Это и было всё, чем я хотел заниматься с пятнадцати до почти восемнадцати лет.
PLAYBOY: Вы принимали участие в каких-то боях?
РУРК: В четырёх боях. В Полицейской Спортивной Лиге.
Actor Mickey Rourke, celebrates his victory over Steve Powell during his professional boxing debut at the War Memorial Auditorium in Fort Lauderdale, May 23, 1991. Rourke fought four rounds in the light heavyweight division, and won on a unanimous decision. (AP Photo/Bill Cooke)
В 40 лет Рурк решил вернуться в бокс и провёл 8 боёв на профессиональном ринге. Как итог: 6 побед, 2 ничьих и после множество неудачных пластических операций с целью привести в порядок побитое лицо.
PLAYBOY: И как всё для вас закончилось?
РУРК: Победил. Во всех четырёх. И хочу сказать, что участвовал в спаррингах и провёл сотни раундов за последнюю пару лет. И сейчас я всё ещё хожу в зал и боксирую. Для меня это как физический выход агрессии. Ведь у меня такая профессия, что я ни в коем случае не могу приложить к кому-нибудь руки. Что я действительно люблю, так это спорт. И очень расстраиваюсь, когда вынужден прекратить свои ежедневные тренировки лишь ради того, чтобы на три-четыре месяца отправиться на съёмки фильма. Тогда и наступает то время, когда я начинаю курить, не сплю по ночам, переутомляюсь и становлюсь ворчуном.
PLAYBOY: Сожалеете о том, что оставили ринг?
РУРК: Я всегда чувствовал себя из-за этого плохо, поскольку поступил неверно. Из-за недостатка дисциплины, возможно, из-за недостатка воли, недостаточного уважения к самому себе.
Микки Рурк и Майк Тайсон.
PLAYBOY: Вы чувствуете себя так, словно вы проиграли?
РУРК: Да. И это всё ещё меня беспокоит. Один из моих самых лучших друзей в мире – это Рэй Манчини. Я люблю Рэймонда. Мы с ним прямо как братья. Я летал на вечеринку по поводу его отставки, для того, чтобы просто быть с ним рядом. Помню, как, находясь там, среди всех этих боксёров, я подумал, эх вы, хреновы друзья, всё-таки какие же вы все высокомерные. И я отстранился – даже не знаю, как далеко я мог зайти. Я должен был просто уйти.
Но, когда все покинули вечеринку, я помню, мы сидели вместе с Рэймондом, и у него началась настоящая депрессия. Помню, я спросил: «Что происходит, Рэймонд?». А он ответил: «Микки, я совсем запутался. Я не знаю, что мне дальше делать в моей жизни. Я пытаюсь заниматься бизнесом, но я не знаю…». С ним всё кончено, ему двадцать четыре, он добился всего, чего мог – стал чемпионом мира. И он сидит там, разговаривает со мной, а мне даже нечего ему сказать. Я думаю, возможно, не надо было мне так грубо поступать с собой и бросать бокс.
Микки Рурк и Шугар Рэй Леонард.
PLAYBOY: Всё это время у вас были неприятности с пятью сводными братьями, не так ли? И ваш отец, без которого вы росли семнадцать лет.
РУРК: Да, я вырос с шестью братьями в одной комнате… Но, знаете, у каждого есть что-то, что произошло с ним в его детстве, и многие получали тяжёлые удары, тяжелее, чем я. Только потому, что я актёр и нахожусь на всеобщем обозрении, я не хочу чрезмерной драматизации всего того дерьма, что имело место в моей жизни. И я не жду никакой симпатии.
PLAYBOY: Но всё, что с вами произошло, очень сильно на вас подействовало. Как вы со всем этим жили?
РУРК: Вообще-то, в таком юном возрасте нелегко со всем этим разобраться. Вы просто находитесь или во включённом состоянии, или в отключённом. Так вот, я долго был в отключённом состоянии. Когда вы совсем ребёнок и просыпаетесь утром, или отправляетесь спать вечером, вас постоянно мучает один вопрос: «Почему я? Почему всё это произошло именно со мной?». Теперь, когда я вспоминаю об этом, честно говоря, всё, что я могу сказать, что у меня две ноги, две руки, у меня есть брат, который почти здоров, есть сестра, моя мать пока жива. Сейчас я воспринимаю всё в таком виде. А тогда всё было как в кошмарном сне.
Микки Рурк в детстве. Отец Рурка не профессионально занимался культуризмом и являлся болельщиком звезды бейсбола Микки Мантла, поэтому стал обращаться к сыну таким именем. Но есть и другая версия, почему это прозвище прилипло к Рурку. Микки на американском сленге означает мужской половой орган и сам актёр весьма гордился этим уличным значением своего второго имени. Настоящее имя Рурка — Филипп Андре, но оно ему не нравится, он считает его слишком мягким для себя.
PLAYBOY: Но почему одним людям удаётся избавиться от кошмара, а другим нет?
РУРК: Трудно сказать. Я смотрю на своего брата Джоэя, который сильно и долго болел, но который всё ещё с нами. У него обнаружили рак, когда он был ещё ребёнком, и рак по-прежнему находится в нём, правда, на стадии ремиссии. Было очень больно видеть моего брата, находящегося полностью в отключённом состоянии.
Микки Рурк и его брат Джо (Joey), который умер от рака в 2004 году в возрасте 50 лет.
PLAYBOY: Как вы теперь к этому относитесь?
РУРК: Не нужно столько амбиций в жизни. Я всегда хотел стать большим человеком, а Джоэй – нет. Джоэй всю жизнь был байкером. Он ремонтирует мотоциклы и разъезжает на них целыми днями. Я не очень ответственный человек, но когда я занимаюсь своим делом, то становлюсь ответственным. А когда, время от времени, я встречаю пусть даже маленьких подонков, я обращаюсь с ними настолько жёстко, насколько у меня это получается, потому что всё это становится вопросом гордости.
В роли байкера в фильме «Бойцовая рыбка».
PLAYBOY: Откуда берётся гордость?
РУРК: Я думаю, что это чувство закладывается в нас ещё в раннем возрасте. Если вы умный, у вас есть извилины, то вы говорите себе, что должны сначала всё обдумать, а уж потом действовать. И вы поступаете именно так, несмотря на свой возраст. Я пользовался тем же, а о чём я думал, какие слова говорил? В принципе, когда я ходил на все эти кинопробы, я говорил себе: «Этим ублюдкам меня не сломать».
Вы должны меня понять: когда у меня были первые пробы в Нью-Йорке, я встречался там с такими, знаете, дешёвыми засранцами, и как только они начинали задавать мне эти свои немые вопросы, я просто смотрел на них. Мы обменивались взглядами, ну, типа они спрашивают: «Чем вы собираетесь заниматься?». А я ведь не знал правил игры. Я отвечал: «Да, так, ничем». И на этом наше общение заканчивалось. Я не знал, что для того, чтобы себя продать, нужно было быть обаятельным. И после сорока или пятидесяти заходов я всё понял и сказал себе: «Эй, парень, ты должен просто пойти туда, собрать всех этих ребят вместе и расцеловать их в задницы».
Раритетные материалы. Микки Рурк в детстве и юности, в самом начале своей актёрской карьеры.
PLAYBOY: А ведь вы совсем не похожи на парня, который перецеловал кучу задниц.
РУРК: Приходилось и этим заниматься. Но я никогда не продавался и не позволял себя поиметь. Поэтому не так уж просто у меня всё было. Мне пришлось сделать семьдесят восемь проб, прежде чем появилась какая-то надежда.
PLAYBOY: Что давило на вас больше всего?
РУРК: Как-то однажды я проснулся и сказал себе: «Я вижу, придурок, что ты не собираешься получить эту роль. И, раз ты не поцеловал ещё несколько задниц, выходит, они победили. Ты просто должен пойти туда и отобрать эту роль». В этом чёртовом бизнесе есть только чёрное и белое. Серого быть не может. Те, для кого есть серое, делают мыльные оперы.
Во время съёмок «Сердца ангела».
PLAYBOY: Вы думаете, что ваша прошлая жизнь на улице помогла вам выжить в Голливуде в начале вашей карьеры?
РУРК: Ладно, никто в этом бизнесе не мог меня как-то запугать или что-то ещё, и, появившись в нём, я уже оказался среди настоящих ублюдков. Я не собираюсь расстраиваться из-за того, что какой-то урод с несвежим дыханием и белозубой улыбкой говорит мне о том, что он позволит мне делать, а что нет. У меня были самые чистые и искренние чувства, когда я начинал в этом бизнесе, но больше я таким оставаться не собираюсь. Всё! Произошло непоправимое! Со временем понимаешь, что всё это лишь какая-то грёбаная суета.
Когда мне было двадцать лет, я не мог дождаться того, чтобы проснуться утром и сразу заняться изучением своего текста и работать, создавая своё подобие системы Станиславского. Я просто грезил тем, что «когда-нибудь, когда-нибудь всё осуществится и всё будет грандиозно!». Я действительно верил, что это может случиться с тем, кто много работает. Но, как выяснилось, всё это полная чушь, и если кто-то скажет, что это не так, значит, он сам полон дерьма.
— Когда я ходил на все эти кинопробы, я говорил себе: «Этим ублюдкам меня не сломать».
PLAYBOY: Как вы думаете, что такое профессия актёра?
РУРК: Должен сказать, что наступают такие моменты, когда становится ясно, что это совсем не мужское занятие, потому что большинство людей, с кем приходится работать, очень низко себя ведут. Ты должен подчиниться таким обстоятельствам и ситуациям, которых бы ты просто не потерпел в нормальной жизни.
PLAYBOY: Как вам удалось оставаться в их лице нормальным?
РУРК: Я стараюсь общаться с нормальными людьми, с моими друзьями, которые меня поддерживают.
PLAYBOY: А как насчёт одного из ваших друзей, который совсем недавно про вас писал?
РУРК: Вы, должно быть, говорите о моём приятеле Чаке Зито. Чак – это Ангел Ада. У нас с ним довольно близкие отношения. Он работал со мной, когда делали «Год Дракона». Он подбрасывал меня на работу, предоставил мне ночлег. Но самое главное, он был другом. Студия наняла его на работу, потому что согласно моему контракту у меня должен был быть помощник.
С президентом «Ангелов ада», Джорджем Кристи.
PLAYBOY: И что произошло?
РУРК: Для Чака наступили трудные времена. Всё началось по приезде в Нью-Йорк. Чаку удалось уехать только через год. Его определили в тюрьму в Нью-Йорке. Когда он сидел, он вызывал меня каждый божий день и спрашивал, как идут съёмки. Я люблю его, и я знаю, он относится ко мне также. Всё из-за того, что он Ангел Ада, он непосредственный, просто такой тип бредящего лунатика. Для меня ничего не имеет значения, кроме дружбы, и Чак мой лучший друг. Потому что я точно знаю, если бы я попал в неприятности, он оказался бы рядом и помог мне. И то же самое сделал бы я, случись с ним что-нибудь. Всё из-за того, что я всегда на виду и не могу этого избежать.
PLAYBOY: Но ведь у вас самого были неприятности из-за того, что вы ему помогали.
РУРК: Да, было немного. Знаете, и мой агент, и все вокруг говорили: «Держись-ка ты подальше от таких ребят. Иначе ты погубишь свою карьеру». Но разве я должен был делать всё то, что они мне говорили? Из-за них я должен был жить в этих апартаментах в отеле «Беверли Хиллз», ходить на все эти голливудские вечеринки, нюхать кокаин и трахать семнадцатилетних моделей? Обещать девочкам экранные пробы за закрытыми дверями, только потому, что я носил костюм и посещал хорошие места? Не надо мне всё это шить. Вы хотите поговорить о каких-то незаконных делах; я знаю очень много людей в этом бизнесе, которые очень развращены и продажны. Или вы хотите поговорить о виновности общества, как обо всех этих лживых, двуличных ублюдках в кинобизнесе?
В интервью Микки не стесняется в выражениях.
PLAYBOY: Для парня, который получает за фильм миллион долларов, вы проявляете слишком откровенное презрение к киноиндустрии.
РУРК: Послушайте, когда я только начинал, я не любил моих руководителей. Я не любил всех этих ребят в борделе, когда я там работал. Я не любил бить морды, когда должен был это делать. Я даже не любил заказчиков, когда стелил для них линолеум. Я свободный человек, Джек; я могу делать всё, что хочу, и тогда, когда я хочу это делать. Я поступал так до всех этих гонораров, я поступаю так и сейчас.
PLAYBOY: Хорош он или плох, но это ведь бизнес и вы находитесь в нём.
РУРК: Определённо. И я думаю, для того, чтобы быть частью этого бизнеса, вы должны быть просто куском дерьма. Вот почему мне временами кажется, что эта часть меня полна дерьма, потому что я в этом замешан по уши.
PLAYBOY: Как отреагируют в Голливуде на то, что вы здесь высказываете?
РУРК: Вы знаете, мой агент говорит: «Микки, ты не можешь так рассуждать о Голливуде». И я отвечаю: «Эй, старик, они не должны каждую ночь укладываться со мной в постель. Когда я ложусь на простыни и закрываю глаза, я должен жить так, как я это понимаю, и если бы я не мог этого выразить, тогда было бы очень плохо».
Во время съёмок «Сердца ангела».
PLAYBOY: Приходилось ли вам в создании фильма идти на компромисс, несмотря на то, что вам не хотелось этого делать?
РУРК: Нет. «Жар тела» был фильмом, который подходил именно мне, и даже тогда я придерживался твёрдой линии. Сцены были написаны очень хорошо, так, как мы и хотели. Затем последовала «Закусочная». Я думаю, что сняться в подобном фильме в то время для меня было здорово. Многим он действительно нравится.
PLAYBOY: Кроме вас?
РУРК: Знаете, это забавно: фильм произвёл именно тот эффект, на который и рассчитывал (режиссёр) Барри (Левинсон), но в тот момент я не понимал, чего он хотел. Я не понимал многих, кто играл в этом фильме. Для меня это было притворство. Я бы никогда не стал общаться с людьми такого сорта. И мой герой поступил бы точно также. Он находился на финишной прямой, так что всё было правильно.
PLAYBOY: После этого вы были лишним на экране и вне его.
РУРК: Да. Я привык болтать с (партнёром по фильму Стивом) Гуттенбергом и превозносить себя. Я никогда не проводил много времени с детьми, похожими на него. Для меня он был таким правильным, что меня это забавляло. Он мне нравился. Мне доставляло удовольствие просто сидеть в комнате и болтать с таким парнем, как он.
В компании героев «Закусочной» Микки чувствовал себя лишним.
PLAYBOY: До сих пор люди говорят о вашей роли в «Закусочной», о сюрпризе, спрятанном в попкорне. Ваша девушка засовывает руку в коробку и обнаруживает подарок. Наблюдая, как вы находите выход из подобной ситуации, пытаясь сделать это убедительно, у нас возникает ощущение, что подобная роль вкрадчивого собеседника подходит вам лучше всего.
РУРК: Это возвращает нас к воспоминаниям детства. Если вы выросли в гармонии, давайте назовём это так, вам не приходится лгать. Но если вы жили в дисгармонии, вы должны были лгать, и лгать хорошо. Когда я был маленьким ребёнком и начал бы разговаривать с друзьями, то выдумал бы такое, что изумило бы даже меня. Я не бы не сумел сказать правду, если бы вы постоянно твердили мне об этом. Я бы лгал и действительно верил в то, что говорю. Я знал многих парней, поступавших так же.
Когда вы сбиты с толку, смущены и несчастны, вы должны лгать, чтобы вам было хорошо. Я думаю, что в определённой степени это, возможно, помогает мне убедить других людей в том, что я говорю правду. И это было причиной разногласий между мной и моим братом Джо. Я бы скорее солгал, чем ударил. Мой брат Джо никогда бы не солгал, ни в коем случае.
PLAYBOY: Поэтому вы восхищаетесь им?
РУРК: Да, действительно. Но недостаточно сказать правду. Я бы ничего не сделал, чтобы избежать наказания; верите?
Фото Рурка, сделанное Хельмутом Ньютоном.
PLAYBOY: Многое из вашего следующего фильма, «Бойцовая рыбка», режиссёром которого был Фрэнсис Коппола, вертелось вокруг отношений между двумя братьями. Ваш герой, Мотоциклист, хотел заботиться о Мэтте Диллоне, его младшем брате, но ему также было известно, что он не сможет всё время находиться поблизости. Некоторые события из фильма происходили и в вашей жизни, верно?
РУРК: В фильме было очень много общего с моей жизнью, с родным братским существом. Тогда у Джоэя был второй приступ рака, это было время, когда он не знал, сколько дней ему осталось, а я не следил за ним так, как мне бы следовало. Я был слишком занят постижением моей профессии и всё такое. Благодаря фильму Джоэй получил второй шанс. Так что его жизнь для меня подобна дару небес. Думаю, я пытаюсь вернуть утраченное время, потому что чувствую ответственность. Я купил дом, где он может жить и держать свой мотоцикл. Также в фильме происходили и другие вещи.
PLAYBOY: Что ещё?
РУРК: Они пришли ко мне на площадку во время съёмок и сказали, что мой отец умирает. Началась целая история, связанная с идентификацией личности – кем был в действительности мой отец. Я только-только начал его понимать. Мы только что начали переписываться. Я собирался попросить его приехать. Таким образом, я лишился случая с ним подружиться. Было слишком поздно. Слишком поздно и для меня, и для Мотоциклиста. И, знаете, меня это заставило почувствовать, будто у меня больше нет причин там оставаться, что я и использовал в фильме. Это было горькое время.
Во время съёмок умер отец Денниса Хоппера, а мой отец – сразу после их завершения. Вскоре умер сын Копполы. Я думаю, что Фрэнсис сам частично был Мотоциклистом. «Бойцовая рыбка» являлась совершенно новым фильмом, до него не было ничего подобного. Очень символичная и мистичная картина. Когда позже я побывал в Европе, молодёжь всё ещё её обсуждала. Естественно, что в этой стране никто не ходил смотреть этот фильм.
PLAYBOY: Что вы думаете по этому поводу?
РУРК: Ну, взгляните на Копполу. Фрэнсис, благослови его Бог, самый крутой парень в мире. Его не волнует то, что кто-то может подумать. Возможно, какой-то его части и хочется, чтобы людям нравилось то, что он делает, я уверен, но у него хватает мужества поступать по-другому. Так что я действительно многому научился рядом с такими парнями, как Коппола и (Майкл) Чимино, из-за всей той дряни, что они вытягивают из людей, которые им не нравятся, людей, которые не могут их понять. Для меня было очень важно наблюдать за тем, что они со всем этим делают.
Микки Рурк — большой любитель мотоциклов.
PLAYBOY: «Год Дракона», который вы сделали вместе с Чимино, подвергся злым нападкам критики. Данное обстоятельство как-то повлияло на вас, звезду?
РУРК: Мне хотелось всё бросить и открыть мотоциклетный магазин. Мне просто не хотелось лишний раз нервничать. Я был в ярости из-за того, что критики, эти малодушные ублюдки, сделали с фильмом из-за Чимино. Они рвали «Год Дракона» на части и взамен превозносили все те бездарные идиотские фильмы, что, подобно большинству фильмов, получили награды в том году.
PLAYBOY: Почему вы думаете, что им нравилось поступать с этим фильмом подобным образом?
РУРК: Это вполне очевидно. У критиков имелся зуб против Майкла Чимино. Если они будут это отрицать, то они все лживые козлы. В моём герое, Стэнли Уайте, много правдивого. Во всех фильмах Майкла присутствует сильное ощущение правды, ощущение чести. И многих это задевает, потому что у них нет ни того, ни другого.
PLAYBOY: Вы подразумеваете, что, в конечном счёте, их нападки носили личный характер?
РУРК: Конечно. Если вам принадлежат критики Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, то за ними последуют и критики остальных Соединённых Штатов. Они все ненавидят Майкла, начиная с появления «Небесных врат». Почему? Потому что он отказался прогнуться; он отказался принести свои извинения за то, что попытался снять великий фильм. В «Небесных вратах» было много красивого и очень реалистичного. Вы увидели эпоху, изображавшую жизнь такой, как она есть. Фильм не собрал много денег, но он не только никому не вложил оружия в руки, но и отобрал его. Однако впоследствии он вызвал весь огонь на себя.
В фильме «Год дракона».
PLAYBOY: Мы делаем вывод, что вас не беспокоит то, что пишется в обзорах.
РУРК: Истинная правда – и я говорю это не просто для того, чтобы произнести вслух – они могут говорить обо мне всё, что угодно, и хорошее, и плохое. Я их не признаю. Одно время я это делал. Но теперь они могут называть меня великим, бриллиантовым, не из этого мира, с другой грёбаной планетки, и это для меня ничего не значит. Я хочу сказать, кто эти люди? Откуда они взялись? Что они делают? Что у них за удостоверения? Но им по силам информировать общество! Даже долбаный придурок из «PLAYBOY», парень, обозревавший «Год Дракона», откуда он выполз? Мне бы хотелось собрать их всех в одной комнате, чтобы они могли сказать мне всю эту дрянь в лицо. («PLAYBOY» вышел из печати слишком поздно, чтобы поместить статью о «Годе Дракона»; Рурк ошибается.)
PLAYBOY: Довольно резко.
РУРК: По-настоящему плохо – это когда вы пытаетесь играть для критиков. Это хуже всего. А затем вы можете с тем же успехом загасить все свои умственные способности и покончить с этим.
PLAYBOY: Почему?
РУРК: Потому что я видел много актёров, которыми я восхищался много лет и которые свернули так резко, что спустя недолгое время они бы не смогли сделать ничего. Они отказались от права на личную жизнь, продают, снимают фильмы, потому что думают, что могут быть популярными, блокбастеры или что-то ещё. Они обращаются к тому, к чему их хотят повернуть влиятельные люди Голливуда. И это наихудшее преступление из всех. Если у вас есть злость, то вы, по крайней мере, всё ещё пребываете в поиске. Вы всё ещё чертовски необузданны.
В начале 90-х Рурка перестали активно снимать, выставив из его дома за долги, и он стал жить в трейлере. Надпись на фото: «Я не хочу быть хорошим актёром, я хочу быть великим актёром».
PLAYBOY: Вы упомянули блокбастеры; скажите, это правда, что вам предложили роли в «Полицейском из Беверли Хиллз» и «Лучшем стрелке», а вы отказались?
РУРК: Официально роль в «Лучшем стрелке» мне не предлагали. Мне прислали сценарий, но я не мог представить, как я буду произносить большую часть монологов, находясь внутри самолёта. И, отдавая должное «Полицейскому из Беверли Хиллз» – было много фильмов, за участие в которых мне предлагали миллион долларов и больше, но я не поверил этому посланию.
PLAYBOY: Но ведь поверили же вы в «Девять с половиной недель»?
РУРК: Тогда «Девять с половиной недель» были первым сценарием, который меня в то время заинтересовал. Я взял сценарий, ведомый правильным порывом, но я не находился под тотальным контролем.
PLAYBOY: Ходило много разговоров о вашей связи с главной героиней «Девяти с половиной недель», Ким Бэсинджер. Чтобы поставить точку, как бы вы сказали, вы ладили?
РУРК: Мы ладили.
PLAYBOY: То есть?
РУРК: Ага.
PLAYBOY: Ходили слухи о разногласиях между вами.
РУРК: Каждый был заинтересован в том, чтобы их распространять. На самом же деле мы даже никогда не проводили время вместе. Многое в фильме подразумевало такую физическую, эмоциональную и психологическую близость, что она и я решили не встречаться вне съёмочной площадки. Мы сделали выбор и строго придерживались его.
Микки Рурк и Ким Бэсинджер на съёмках «9 1/2 недель».
PLAYBOY: Некоторые люди думали, что вы по-настоящему занимались любовью на экране. Это так?
РУРК: На протяжении всего фильма я себя сдерживал. Понаблюдайте внимательно, и вы это заметите. Люди обычно видят то, что они хотят увидеть.
PLAYBOY: Действительно, люди увидели далеко не всё, что ожидали. Многие эротические сцены между вами и Бэсинджер предположительно остались лежать на полу монтажной. Почему?
РУРК: Это результат того, что ни у кого не было особого доверия к фильму. Каждый относился к этому типу кино с чрезмерной робостью и расстраивался из-за того, что фильм не подходил под шаблон. Это было не подростковое кино, со всеми этими фальшивыми маленькими детками, которые отрываются по полной. Это не культовое кино и не фильм Спилберга, и там не было спецэффектов. Я с уважением отношусь к (режиссёру) Эдриану (Лайну), но до того у него уже был коммерчески успешный фильм «Танец-вспышка», который, как я думаю, он и попытался воспроизвести. Я же хотел уйти намного дальше, чем ушёл фильм.
PLAYBOY: Что же вы хотели сделать?
РУРК: Я хотел пройти с ним весь путь. Я хотел отобразить каждую чёртову эмоцию, что происходили со мной и Ким.
PLAYBOY: И что бы увидели зрители в вашей версии фильма?
РУРК: Когда вы занимаетесь любовью с женщиной, существует некий момент, некая манера, с которой вы смотрите друг на друга после близости, некие слова, которые вы произносите. Так устанавливается небольшая связь: возможно, еда, которую вы будете есть вместе после ночи любви, совместная прогулка или, возможно, книга, которую вы вместе прочтёте. Но именно эти мелочи и являются основанием ваших отношений. Они продолжаются и в момент близости, их секрет – в самом сердце.
Я говорю о человеке, который вами завладел, человеке, которого вы любите – а не просто о партнёре на ночь. Вот о чём этот фильм – об одержимости. В фильме присутствуют определённая паранойя и фантазии, такие деликатные и неуловимые вещи, которые происходят между двумя людьми, как раз то, во что я хотел углубиться и вынести на поверхность. Лично я надеялся, что мы сможем развить эту тему, но нам не удалось бы продать даже столько билетов, сколько раз я занимался любовью с Ким на кофейном столике.
PLAYBOY: Вы полагаете, что накал страстей в фильме был даже слишком сильным?
РУРК: Нет, я думаю, что силы, присутствовавшие в фильме, возможно, этого даже не осознавали. У них, по-видимому, никогда не было опыта. Возможно, их слишком занимает каждая задница, чтобы они связали это со своей собственной жизнью; я не знаю. Я был всего лишь наёмником.
PLAYBOY: Оглядываясь назад, вы сожалеете о том, что снимались в этом фильме?
РУРК: Мне не стыдно, что я в нём снимался, нет, особенно когда вы вглядитесь в то, что происходило в том году. Возможно, однажды я сниму фильм, который будет соответствовать моим представлениям. Я знаю, что сниму. Но мне не хочется что-то заимствовать от усилий Эдриана. У него были свои причины, чтобы снять «Девять с половиной недель», а у меня – свои. Во время съёмок было много проблем.
PLAYBOY: Что за проблемы?
РУРК: Например, мы использовали разновидность голубого дыма – для создания неясного эффекта – и это сделало нас всех больными. Я не мог встать с постели два или три дня, а им всем хотелось, чтобы я работал. Ко мне приехали два доктора, и я был вынужден им сказать, как мне плохо. Даже режиссёру пришлось лечь в госпиталь на один день. Хватало давления и напряжения, было много дисгармонии и людей, показывающих пальцами. Вдобавок к этому, на съёмочной площадке находилось пять или шесть продюсеров, которые говорили режиссёру, когда останавливаться.
Микки Рурк и Алан Паркер на съёмочной площадке «Сердце ангела».
PLAYBOY: Было ли для вас трудно подготовиться к другому фильму после нападок критиков на «Год Дракона» и обрезки «Девяти с половиной недель»?
РУРК: Только спустя год я занялся «Сердцем Ангела».
PLAYBOY: Почему вы вернулись?
РУРК: Потому что я был сломан.
PLAYBOY: Трудно поверить.
РУРК: Послушайте, полгода назад у вас было денег больше, чем у меня.
PLAYBOY: Мы в этом сомневаемся.
РУРК: Нет? У меня было триста долларов. Послушайте, мне приходилось брать меньше денег, чтобы сниматься в фильме, в котором мне хотелось участвовать, но я всё ещё в состоянии это выносить. Со времени работы с Фрэнсисом над «Бойцовой рыбкой» меня вели в том направлении, в котором я хотел двигаться; я не отдаюсь за деньги, чтобы потрафить обществу. Потому что, в конце концов, даже если бы я и смог сделать миллион или больше на том, что мне не нравится, я бы также легко истратил этот миллион. Я никогда не буду состоятельным человеком, потому что я слишком быстро трачу свои деньги.
На съёмках фильма «Харлей Дэвидсон и ковбой Мальборо».
PLAYBOY: Вы хотите сказать, что это ваша слабость. Верно?
РУРК: Называйте это так, как хотите. Иногда я получаю много денег, и мне трудно их не потратить.
PLAYBOY: И куда же они уходят?
РУРК: Да как сказать. Моя семья, мой брат. К тому же, у меня есть очень, очень дорогое увлечение мотоциклами. Вам известно, что некоторые занимаются медитацией, некоторые – пением, некоторые – курением сигар или стоянием на голове, а я езжу на своём мотоцикле. Я могу преуспеть в этом и стать свободнее, чем где-либо ещё.
PLAYBOY: Но и после этого должно же что-то ещё остаться в банке.
РУРК: Много денег уходит на мой собственный поиск для фильмов, который я провожу. Вы бы удивились, во что мне это обходится.
В фильме «Сердце ангела».
РLAYBOY: Существует история о том, что вы купили одежды на десять тысяч долларов и кольцо из розового золота для пробы на вашу роль в «Крёстном отце Гринвич-Виллидж».
РУРК: Я также приобрёл костюмов на двенадцать тысяч долларов для «Девяти с половиной недель». Но режиссёру они не понравились, так что теперь они висят в шкафу. Я всех удивил, когда купил их.
PLAYBOY: Ваш фильм, «Отходная молитва», рассказывает о человеке, который пытался остаться честным с собой, верно?
РУРК: Он о парне из ИРА, который утрачивает веру в своё дело – не потому, что он в него больше не верит, но потому, что он принимает участие в террористическом акте, из-за которого страдают невинные свидетели.
В фильме «Отходная молитва».
PLAYBOY: Что вы думаете о том, что происходит в Северной Ирландии?
РУРК: Я считаю, что британцам следовало бы оттуда убраться. Так я думаю. В Северной Ирландии много общего с тем, что происходило во время движения за гражданские права в Америке. Если у вас ирландское католическое имя, вы будете словно черномазый на американском Юге. Если вы не можете быть ирландцем и католиком в Северной Ирландии, что вы сделаете? Один парень – мне не следует называть его имени – рассказывал, на что там похожа жизнь. Он находился в тюрьме Лонг Кеш, когда заключённые – Бобби Сэндс и ещё девять человек – умерли во время голодной забастовки.
Вам известно, о чём они просили? Право всё время носить их собственную одежду. Право свободно общаться с другими политическими заключёнными. Как поётся о них в песне: «Я не буду носить ни тюремную одежду, ни смиренно отбывать мой срок, чтобы Англия не смогла заклеймить восьмисотлетнюю борьбу Ирландии за независимость как преступление».
PLAYBOY: Если бы вы там жили, как, по вашему мнению, вы бы реагировали?
РУРК: Если бы у меня не было семьи, я бы мог понять, почему вы присоединились к ИРА. С другой стороны, для меня очень легко сидеть здесь, в Лос-Анджелесе, и рассуждать о том, чем снова занимается ИРА в Северной Ирландии, потому что меня там нет. Несколько лицемерно даже говорить об этом, потому что меня нет там, где бы я мог отдать свою жизнь на границе. Всё, что я делаю – это говорю об этом.
В фильме «Отходная молитва».
PLAYBOY: Вы бы хотели, чтобы вас соотносили с ИРА так же, как Сильвестра Сталлоне с Вьетнамом и возмездием?
РУРК: Нет. Я не хочу сниматься в фильме о герое-мачо. Я не хочу быть ирландским Рэмбо. Это будет фильм о человеке, которому довелось появиться на свет в стране, где он был ирландцем по рождению, но не по праву. Мне следует благодарить мою счастливую звезду, что я родился здесь. Во всяком случае, это не тот фильм, который пойдёт смотреть только шесть человек.
PLAYBOY: Кажется, это ваш стиль работы.
РУРК: Ну, это похоже на прошлую ночь. Я видел по телевизору двух нетерпеливых парней, толстого и тощего…
PLAYBOY: Эберт и Сискел?
РУРК: Да. Мне нравится парень в очках; кто это?
PLAYBOY: Эберт.
РУРК: Да, верно. Славный малый. Во всяком случае, я видел по телевизору двоих, которые говорили о разнице между фильмами Вуди Аллена и Спилберга. Они говорили, ну, разница в том, что Спилберг работает на публику, а Вуди Аллен – для себя. Сказать по правде, я тоже снимаюсь в фильмах для себя. Потому что мы приходим сюда только на одну чашечку кофе, вы знаете. Я не могу жить так, словно бы я обязан каждому. Я не могу останавливать свой выбор на каждом фильме, основываясь лишь на том, что его сборы составят десять миллионов зелёных. Мне действительно не всё равно.
Микки Рурк — актёр широкого диапазона возможностей и мастер превоплощения. Сыграв миллионера-брокера («9 1/2 недель») в одной из следующих ролей («Пьянь») он играет уже опустившегося люмпена без гроша в кармане. Все привыкли к его образу мачо, а вот вам — типичный ботан в очёчках на заре карьеры в фильме «Эврика», не имеющий ничего общего с тем парнем в коже из «Харлей Дэвидсон и ковбой Мальборо».
PLAYBOY: Существует ли роль, которая заканчивается вашей «смертью»? Существует ли фильм, который вы хотите снять больше, чем какой-либо ещё?
РУРК: Да, это «Свой парень». Фильм, над которым я работал в течение нескольких лет. Фильм о боксе, но это не оптимистичный «Рокки» и не кино о чемпионе, вроде «Бешеного Буйвола». Большинство студий нам отказало, но мы наконец нашли продюсера.
Микки Рурк снова на Ринге. Фото середины 90-х.
PLAYBOY: О чём он?
РУРК: Сценарий основан на событиях из моей собственной жизни. Когда-то в Майами мне доводилось заниматься в одном гимнастическом зале с одним парнем. У него было всё, чтобы стать выдающимся боксёром, просто у него были некоторые проблемы с головой. В молодости его заключили в тюрьму из-за пустяка. Он не заслужил тот срок, который получил. А потом пошло-поехало. В его жизни не было цели. Не было любви. А если в вашей жизни нет любви, вы превратитесь просто в кусок дерьма. Я действительно в это верю.
На этот раз для съёмов в «Своём парне» Рурк перевоплотился в простоватого ковбоя, зарабатывающего на жизнь боксом.
PLAYBOY: И что с ним случилось?
РУРК: Последнее, что я слышал, это то, что Джонни был в плохой форме. Он или в тюрьме, или умер.
PLAYBOY: Почему же вам так сильно хочется его сыграть? Что он для вас значит?
РУРК: Он был моим героем. Я никогда не говорил этому парню более чем десяти слов. Тогда я боялся или его, или того, что он собой представлял. Я испытывал перед ним благоговейный страх, я даже не мог с ним заговорить. Но в то же время, когда я на него смотрел, то видел кое-что довольно мрачное. Когда я на него смотрел, я видел себя. Я знал, что если буду продолжать в том же духе – а я был таким же несобранным и недисциплинированным – я закончу точно так же, как он.
PLAYBOY: Это звучит так, словно фильм подводит итог всей вашей жизни. Когда вы начинаете съёмки?
РУРК: Мы собираемся приступить к съёмкам 1 сентября 1987 года. Мне понадобится полгода на борьбу. Это будет великолепно. Я предложил роли многим моим приятелям.
В фильме «Свой парень» Микки дал роль своей первой жене. Но кинокарьера у неё так и не пошла.
PLAYBOY: Вы пишете роли для друзей?
РУРК: Все, что я могу.
PLAYBOY: Почему?
РУРК: Всё дело в фильме.
PLAYBOY: Потому что вы хотите дать им работу? Или потому, что, как вы думаете, они будут хорошо смотреться в фильме?
РУРК: Эй, большинство из моих друзей, которые не играют, намного более талантливы, чем половина тех парней, которые получают миллионные гонорары.
Как Сталлоне в «Рокки», Рурк в «Своём парне» играет тоже ранимого боксёра-неудачника, Джонни Уолкера, но в отличие от первого, его герой не выигрывает, а находит в себе силы смириться с поражением и оставить бокс из-за травмы головы. История для Рурка автобиографична, он бросил заниматься боксом по настоянию врача из-за начавшихся провалов в памяти сначала в юности среди любителей, а потом уже повторно в 90-е на профессинальном ринге. Спустя пару лет после выхода этого фильма Сталлоне в пятой части «Рокки» отправит Бальбоа на пенсию тоже из-за травмы головы. Фильмы также схожи любовью героев к животным (Рокки заходит в зоомагазин и приобретает пса, Джонни любит лошадей) и наличием у них в качестве подружек скромных девушек, далеких от модельной внешности.
PLAYBOY: Это можно считать успехом – быть в Голливуде настолько влиятельным, чтобы давать работу своим приятелям. Но стоило ли оно того, включая убытки?
РУРК: Успех некоторым образом изменил меня, поднял на определённый уровень независимости – разновидность эгоизма, которого я стыжусь. Мне неймётся. Но факт в том, что, когда я работаю с теми, с кем хочу, и над фильмом, который я уважаю, я действительно люблю играть. И всё в таком духе. Это почти так же здорово, как и хороший удар левой.
PLAYBOY: Почти?
РУРК: Именно так, детка. А может, и лучше.
Немного юмора под конец. Что это за Годзилла к Микки прилепилась? Ба, да это же сам Александр Невский-Курицын! Особенно подпись под фото понравилась. Не «Микки Рурк и Санёк Невский», а именно «Невский и какой-то Микки Рурк».
